Станция рушится - балки скрипят, грозясь обвалиться на голову, но Алекс не слушает их - ладони разжаты спокойно, отчасти бессильно. Он слушает песню, что доносится из ниоткуда. Он заворожен тем, что понять не в силах.
- Мерсер!
Он оборачивается, понимая, что при любом неосторожном движении, в голове взрывается алая бочка пороха. Тяжело, но адепт всё же сосредотачивает взгляд на размытой фигуре. Крик повторяется - отчаянно пытаясь пробиться сквозь глухую апатию и толщу воды. Перед глазами всё белеет - словно бы кто-то заслонил взор белоснежным полотном или засыпал реальность снегом. Глаза слезятся, невыносимо ноют - он закрывает их, окунаясь в самого себя - под агонию чужого крика, интонацию которого разведчик никак не может разобрать.

Ах да. Чиз. Ребёнок, который агента сильнее всего ненавидит - может быть, в этой реальности. Может быть, в другой. Сквозь толщу воды мелькают картины из прошлого - а из своего ли? Мерсер не может точно сказать. Он не помнит ничего - лишь чистый лист, не запятнанный чернилами. Чистый лист - после стольких лет. Пергамент тихо тлеет, устав ждать хотя бы малейшую запись от руки непримиримого автора. Алекс смотрит за тем, как края старого свитка рассыпаются и вторя ветру - разлетаются по сторонам.
Где-то за спиной поднимается шум - словно кто-то бьёт палкой по металлическим трубам. Неизведанное гудит - то ли взбудоражено, то ли натужно. И шёпотом забирается в голову. Оно рвёт свиток на части в ярости - и Зевс усмехается ему прямо в лицо - невидимому врагу, у которого нет имени. У которого нет образа. Лишь чистый ужас, сотканный из чужих кошмаров.
Ему нравится окунать головой в воспоминания - захлёбываясь, разведчик успевает заметить, как к нему приближается старое новое прошлое - белесое пятно, о котором он старается забыть. Вовсе не Гагарин, совсем не "БАиР". Нечто иное. Вспышка - прежде чем мужчину из воды выбрасывает на сушу. Он распахивает глаза, намереваясь увидеть знакомую картину - но видит лишь полупрозрачный серый коридор.

Он сам - напротив себя же. Моложе на чёртову тучу лет. Старый Мерсер и Новый Мерсер - одна и та же крайность, одна и та же ухмылка. В этой жизни есть то, что никогда не меняется. Двойник поворачивается спиной, делая несколько шагов вперёд и машет рукой, призывая последовать за ним. Алекс задумывается лишь на минуту - и идёт вперёд, след в след. Звука шагов не слышно - словно бы под ногами расстилается персидский ковёр, а не холодный камень.
Он не может сказать точно - сколько продолжается эта погоня друг за другом. Алекс знает только одно - с какой бы скоростью он бы ни шёл, как бы не ускорялся, двойника не получается догнать - неведомым образом, всегда не хватает пяти-семи шагов, чтобы ухватить его за плечо. Остановить. Мерсеру не нравится то, что его водят за нос. Но он устал - и бредёт обречённо, ожидая развязки. За своим двойником, который кажется таким же полупрозрачным, что и коридор. И только он сам, из плоти и крови, является лишним чёрным пятном на сером фоне.
Мерсер, которого Алекс прозвал Самозванцем, останавливается и навстречу ему из тени выходит некто знакомый. Острые черты лица, проницательный взгляд. Он улыбается отчасти радостно, отчасти настороженно и пожимает Двойнику руку. Адепт взрагивает, вспоминая программу Альянса - Чистильщики. Этого парня звали Центурионом. Когда-то звали.
Центурион гнил в земле - сейчас, тогда, достаточно долго, чтобы Мерсер благополучно забыл о его существовании. Это было ловушкой - ловушкой, которую оба заметили слишком поздно. Работая в паре, агенты вынуждены были выбирать. Выбор оказался прост - кто-то останется, кто-то уйдёт. Центурион был мёртв - потому что Зевс не захотел искать иной выход. Смерть дышит в спину, Мерсер качает головой.
- Ты собрался показывать мне всех, кто был убит по моей вине?
Двойник отвечает задумчивым взглядом и коридор растворяется - они оба стоят посреди белой пустоты, а Центурион исчезает в дыме - он не смотрит осуждающе, в его взгляде нет немого укора. Но Мерсеру не по себе. Он отходит на шаг назад, упираясь в невидимую стену. Это чувство... Это поганое чувство, когда тебе жаль того, кого нет рядом. Того, кого ты считал достойным уважения. Того, на кого стоило равняться - свет, который должен был выжить. Но предпочёл спасти тьму.
- А ведь ты, Мерсер, даже не попробовал его вытащить.
Двойник был прав.

Воспоминания мелькают калейдоскопом - во всех он не меняется. Адепт остаётся прежним со временем. Люди умирают по его вине и от его руки. Люди умирают, глядя на безжалостную тьму, обязанную жизнью свету. Ради чего - у них один вопрос. Ради чего. Алекс не ответит, если его спросят ещё раз. Он не знает, а "пожать плечами" - разве это достойный ответ?

Когда лазурь обращается в серое ничто, из пропасти, что за спиной - поднимается Жнец. Испуганное "Мерсер!" звенит в ушах. Слишком поздно, Чиз. Ты можешь уходить.